В те времена, когда жизнь казалась уже такой знакомой, случилась эта история.
— Не берёт… — Варвара вздохнула и положила телефон на тумбочку возле кровати.
Воздух в палате пахнет больницей — резко и невыносимо. Комната рассчитана на двоих, но вторая койка занята молчаливой старушкой. За окном — серый питерский вечер, и его тусклый свет ложится на выцветшие стены.
Телефон снова в руках. Экран вспыхивает на мгновение, но ничего нового: ни от Дуни, ни от её мужа. Хоть бы словечко, хоть бы смайлик…
— Опять звоните дочери? — соседка поворачивает голову. — А вдруг что случилось?
— Третий раз за день, — вздыхает Варвара. — Утром ещё ответила. Говорит, бегает со свёкрой по магазинам. А теперь — тишина. Видно, все ещё занята.
— Она вообще знает, где вы?
— Угу.
Варвара смотрит в потолок, но молчать не выходит. Хочется выговориться, хоть перед чужой бабушкой.
— Завтра операция. Пустяк, ничего страшного. Но всё же… хоть бы слово услышать. Родной голос. Хоть бы подумали о тебе, а не о новой сковородке для чужой кухни.
Соседка молчит, только шуршит фантиками от мятных конфет.
Варвара отворачивается к стене и вспоминает, как Дуня когда-то прибегала домой с улыбкой. Как они пекли пироги на кухне, болтая обо всём на свете. Как на даче вместе поливали грядки, а Дуня, смеясь, рассказывала о парнях, учёбе, подругах. Она всегда была рядом.
А теперь…
Три года назад Дуня вышла замуж. И будто подменили. Вся её жизнь теперь вертелась вокруг семьи мужа. Стоило свёкре позвонить — и дочь уже мчалась: в аптеку, в поликлинику, за продуктами. Для матери же оставались лишь крохи внимания. Если Дуня и приезжала, то с телефоном в руках, уткнувшись в экран. Часто даже не слышала, что ей говорят.
На следующий день Варвару прооперировали. Всё прошло хорошо, только слабость давила, а во рту пересохло. Желудок сводило от голода. А телефон по-прежнему молчал.
Выписали через три дня. Неожиданно утром. Врач махнул рукой: «Всё в порядке, можете домой». Варвара позвонила дочери — пусть приедет, заберёт.
— Мам, надо было предупредить! Я уже обещала Татьяне Петровне в магазин съездить. Ей тяжело одной, — Дуня шепчет, явно стоя рядом со свёкровью. — Возьми такси. Я заплачу.
— Не надо, — коротко отвечает Варвара. — Сама справлюсь.
И справилась. Оделась медленно, берегла швы, взяла сумку. Тяжело, но терпимо. Соседка помогла вызвать такси.
Дом встретил тишиной. Муж был в командировке.
Чайник закипел. Варвара села на табурет и вдруг заплакала. Тихо, сдерживая всхлипы. Не от боли — от этой глупой, жгучей обиды, которой даже названия не хотелось давать.
Предательство.
Дуня позвонила только через две недели. Голос бодрый, весёлый.
— Мам, привет! Слушай, у меня вопрос… Мне ИНН нужен, для вычета. Он случайно не у вас?
— У нас, — отвечает Варвара и не выдерживает. — У меня всё хорошо, если тебе вдруг интересно. Почти восстановилась.
— Мам, ну я же такси предложила! Ты делаешь из мухи слона. Прости, пожалуйста.
— Да ладно, — тихо говорит Варвара. — Всё уже.
Но внутри это «всё» звучало как «всё кончено». Варвара чувствовала себя старой мебелью: когда-то нужной, а теперь — просто рухлядью.
Через неделю был день рождения мужа. Варвара испекла медовик, поставила на стол селёдку под шубой — он любил её с молодости. В прихожей лежали запасные тапки — вдруг Дуня приедет с мужем.
Она приехала. Одна. Ближе к вечеру, с букетом и тортом.
— Я ненадолго. Серёжа меня подбросит, — сказала с порога. — Но я не могла не поздравить!
Отец неуверенно обнял её, похлопал по спине.
— Ну, спасибо, что приехала, — только и сказал, будто с облегчением.
Пока он резал торт, Дуня сидела с телефоном. Листала ленту, отвечала на сообщения. Когда мама поставила перед ней чай, она кивнула, не отрывая глаз от экрана.
Варвара молча наблюдала. Родная дочь сидела здесь, будто в гостях у знакомых. Пустые глаза, короткие ответы, неловкие паузы. Через полчаса она уже стояла у двери.
— Ну, спасибо за приём! С днём рождения ещё раз. Я поехала.
— Спасибо, что вспомнила, — говорит Варвара. — Удачи.
Дверь закрылась. В доме сразу стало тихо. Даже холодильник перестал гудеть.
— Ну, хоть заехала, — горько сказал муж. — Пусть и… так.
Ночью Варвара лежала и смотрела в телефон. Там — страница Дуни: фото с чужой дачи, со свёкровиной собакой, у камина с пирогами. На всех — улыбка. Натянутая, но для кого-то другого.
Для родителей улыбок не осталось.
Варвара закрыла страницу и удалила приложение. Там она общалась только с Дуней. Смахнула значок, будто это могло стереть боль.
Это не было злостью. Это было отречением. От надежд, от просьб, которые никто не услышит. От попыток напомнить о себе человеку, который выбрал другую жизнь.
Прошло несколько дней. Варвара сидела на скамейке с пакетом продуктов. Врачи запретили поднимать тяжести, но мужу и так хватало забот. В боку кололо, но она терпела.
Рядом — соседка Галина Петровна. Не подруга, но сейчас даже такое общение было спасением.
— Видела твою Дуню на рынке! — заявила та. — С сумками, запыхалась, а улыбается. Под глазами — синяки.
Варвара усмехнулась.
— Ну, раз надо — значит, бежит. Не моя теперь забота.
— У моей племянницы так же. Перед свёкровью в пыль стелится, а родная мать — на десятом месте. Теперь у могилы плачет, да поздно.
Варвара промолчала. В груди — ком: обида, злость, бессилие. Хотелось выговориться, но она знала — будет только хуже.
Она месила тесто, когда однажды на пороге появилась Дуня. Без предДверь захлопнулась, и в тишине кухни Варвара вдруг поняла, что даже боль от этого расставания уже не кажется такой острой — просто потому, что привыкла.
