**Без гроша за душой, кроме ребенка**
— Мам, я же просила не давать Витьке телефон! Ну неужели так сложно выполнить мою просьбу?
Оля металась по комнате, злобно подбирая с пола разбросанные игрушки. Галина Петровна стояла в дверях, скрестив руки, и лишь время от времени цокала языком, закатывая глаза.
— Ты же сама видишь, что после телефона он становится неуправляемым! Но тебе всё равно — включаешь ему эти дурацкие ролики и уходишь по своим делам, — не унималась Оля.
Она злилась. На мать, на себя, на отца Вити, на всю эту жизнь с её бесконечными сложностями. Но как объяснить Галине Петровне, что нельзя пичкать ребёнка телефоном, из-за которого он просыпается ночью в слезах? Что нельзя кормить его арахисом, на который аллергия, или покупать леденцы с красным красителем, от которого щёки покрываются сыпью?
Хуже всего было то, что Оля вынуждена была просить мать о помощи — других вариантов просто не было. Но терпеть, как Галина Петровна игнорирует все её просьбы, она больше не могла.
— Он неуправляемый, потому что мать его не видит, — холодно бросила Галина Петровна, не разжимая рук. — А от телефона за полчаса ничего страшного не случится.
— Как это «ничего»?! Если бы он смотрел что-то полезное… Но ты даже не проверяешь! Открой сейчас свой телефон — взрослые тётки скачут в дурацких костюмах под безумную музыку. Это нормально? А «страшилки» для детей ты видела? Они для четырёхлетнего ребёнка подходят? Сама посмотри пару часов такого — через полчаса давление подскочит! — Оля уже почти кричала.
Галина Петровна усмехнулась и шагнула ближе. За дверью тихо стоял маленький Витя, привыкший к скандалам и просто ждавший, когда мама с бабушкой разойдутся по своим углам. Оля заметила его и сразу же понизила голос.
— Знаешь что, моя дорогая? — Галина Петровна прищурилась. — Ты сейчас не в том положении, чтоб мне указывать, как сидеть с твоим сыном. Надо было думать раньше, прежде чем рожать от первого встречного, а потом скидывать ребёнка на бабушку!
От этих слов у Оли подкосились ноги. Она была бесконечно благодарна матери, которая приютила её с Витькой, когда пришлось сбежать от мужа-деспота. Благодарила Бога за то, что у них есть крыша над головой, что бабушка помогает, когда мальчик простужается.
Сама Оля никогда не ленилась. Подрабатывала, пока Витя был маленьким, а как только представилась возможность — устроила его в садик. Основное время он проводил там, а Галина Петровна была скорее «подушкой безопасности» на случай внезапных соплей.
В благодарность Оля взяла на себя все расходы — оплачивала квартиру, покупала еду, полностью обеспечивала сына. Иногда даже откладывала лишнюю тысячу маме, хотя та всё ещё работала.
Оля отшатнулась, наклонилась к ящику с игрушками и, стараясь не показывать дрожащих губ, проговорила:
— Я не прошу тебя его воспитывать. Сама прекрасно справляюсь. И Витя, слава Богу, умный, адекватный ребёнок. Он, в отличие от многих, тебя даже не напрягает — играет сам, не капризничает. Удобный, да? Но за этим «удобством» скрывается другое. Я же говорила, что он очень чувствительный, тяжело переносит наши ссоры. Знаешь, как это на нём сказывается? Плохо спит, плохо ест, становится вялым. И всё, о чём я тебя прошу — не пичкать его телефоном, не закармливать сладким, не мазать его нос какими-то сомнительными мазями с запахом керосина. Как мать прошу. А ты, как бабушка, делаешь ровно наоборот. Почему? Неужели это так сложно?
Она поставила ящик на место и подошла к Вите, который всё это время выглядывал из-за двери. Взяла его за руку и повела в спальню, но на полпути обернулась:
— Я уже просила не тыкать меня твоей помощью. Да, родила, как ты говоришь, «от первого встречного». Да, схватила ребёнка и сбежала… — Она взглянула на сына, слабо улыбнулась, потом перевела взгляд на мать, — От этого тирана. И да, ты сама предложила мне помощь, клялась, что никогда не будешь меня попрекать. А я что, по-твоему, не стараюсь? Пашу как лошадь. Оплачиваю всё, Витя почти всегда в саду. А в те дни, когда прошу тебя его «перехватить», ты будто специально делаешь всё наперекор.
Развернулась и слегка подтолкнула сына вперёд.
— Пойдём, зайчонок, книжку почитаем.
Из кухни донёсся голос Галины Петровны:
— Если тебе что-то не нравится — сиди с ним сама! Посмотрела бы я, как бы ты тогда справилась. Без гроша за душой, кроме ребёнка, а ещё возмущаешься — телефон, видите ли, не нравится! Я и без тебя знаю, что ему можно, а что нет!
Оля тяжело вздохнула, но промолчала. Витя послушно зашёл в комнату, достал с полки книжку и протянул маме.
— Почему вы с бабушкой ругаетесь? — спросил он большими глазами.
Оля не знала, что ответить. Когда она забеременела, то уже понимала — отец Вити нормальной жизни не даст. Но гордость не позволила сразу просить помощи у матери. Потому что Галина Петровна всегда осуждала её, и Оля изо всех сил старалась быть самостоятельной. А в итоге вышла замуж за импульсивного человека, который увлёкся азартными играми и начал срываться на жене.
Когда Галина Петровна увидела дочь с синяками, сразу забрала её к себе. И клялась, что никогда не упрекнёт.
Оля всеми силами старалась исправить свою «ошибку». Витя стал её двигателем, огромной ответственностью, ради которой она вставала на рассвете, собирала его в сад, мчалась на работу и выкладывалась на все сто. Так она пыталась быть хорошей дочерью и матерью.
— Взрослые иногда ссорятся, — слабо улыбнулась Оля.
— Как вы с папой? — тихо спросил Витя.
— Да, зайчонок. Но ты этого не помнишь — ты был совсем маленьким.
Витя пожал плечами, лёг на живот и стал разглядывать картинки, пока мама читала. Оля скользила глазами по строчкам на автомате, а сама думала, как устала «бодаться» с Галиной Петровной.
Когда Витя уснул, Оля вышла из комнаты. Мать, как всегда, сидела на кухне с чаем и конфетами.
— Вода горячая, наливай, если хо— Давай всё же поговорим по-хорошему, — неожиданно тихо сказала Галина Петровна, и в её голосе впервые за долгое время прозвучала не злоба, а усталость.
